Евреи в царской России. Сыны или пасынки? - Страница 156


К оглавлению

156

Если издатели книги обошли национальный вопрос молчанием, то в литературе, напротив, еврейство Ротшильдов настоятельно подчеркивалось и стало предметом многочисленных спекуляций. Внимание сосредоточилось на семитической внешности банкиров. Русский поэт и неистощимый острослов Ф.И. Тютчев о знаменитой картине А.А.Иванова «Явление Мессии» (1852) отозвался так: «Да это не апостолы и верующие, а просто семейство Ротшильдов». (Есть и другая версия реплики – «Семейство Ротшильда на водах»). Известно, художник A.A. Иванов, действительно, использовавший в качестве типажей для картины «достаточных евреев» из гетто Неаполя, глубоко огорчился: «Как, неужто может он так говорить?»

А Н.С. Лесков в романе «Островитяне» (1860) с присущим ему юмором отождествлял местечкового шарманщика, этого «несчастнейшего из жидов», с банкиром Ротшильдом, поскольку оба они «участвуют… в искуплении грехов падшего племени Израиля».

Своеобычно актуализировался в российских условиях и взгляд на Ротшильда как на «короля евреев» – защитника их интересов. Критик A.B. Дружинин иронизировал: «какой-нибудь член семейства Ротшильдов» мог бы потребовать от Пушкина сатисфакции за якобы оскорбляющие национальное достоинство известные стихи:


Однажды созвал я веселых гостей;
Ко мне постучался презренный еврей.

С развитием капитализма и банковского дела Ротшильды в глазах русских писателей становятся наглядным олицетворением «бездушного» мира капитала. Эту инвективу облекает в поэтическую форму князь П.А. Вяземский, еще недавно восхищавшийся одним из банкиров:


Наш век – век звонкого металла,
Ему ль до звучности стихов,
До чистых жертв, до идеала,
До этих старых пустяков?
На бирже ищем вдохновений,
Там сны златые, бой страстей:
Кто миллионщик, тот и гений,
И Ротшильд – Байрон наших дней.

Ему вторил князь В.Ф. Одоевский, который противопоставлял «напыщенный и нарумяненный XVIII век» нынешнему «веку расчета и сомнения». Писателю претят свежие газеты, потому что они «наполняются известиями… о том, каким образом однажды поутру банкир Ротшильд, завертывая пакет, засунул куда-то сверток ассигнаций».

Отчаянными противниками «паразитического капитала» выступили и русские славянофилы. Ратуя за «ответственную деятельность», направленную на любовь к Богу, они признавали только «соборную личность» и отрицали «логику человеческую» в пользу учения Церкви. В такой системе ценностей могущество, основанное на всевластии денег, виделось им как подрыв самих основ веры, а «король банкиров» Ротшильд жупелом бездушного материализма, противным христианству вообще. Не последнее место в их построениях занимали концепция русского народа-богоносца, а также расово-критический взгляд на еврейство. Апокалиптическую картину будущего рисовал известный славянофил И.С. Аксаков: «Кто как не Израиль? Не братья ли Ротшильды, эти цари бирж, восседающие на своих биржевых престолах в трех столицах Европы, с тысячами же еврейских банкиров, рассеянных по земному шару, могут служить уже и теперь прообразом слагающегося еврейского единства и мощи? Конечно, если для еврейского Мессии потребны будут финансы, то ему потребуются и финансы, и для будущего ли обетованного царства евреев мир христианский заранее, постепенно обращается Израилем в оброчную статью». А глашатай славянофильства A.C. Хомяков говорил о Ротшильде как о национальном типе, носителе материализма и ветхозаветного пантеизма, органически чуждых русскому духу. Он, в частности, писал: «Газеты недавно дразнили читателей перечнем Ротшильдовых миллионов, но Ротшильд явление не одинокое в своем народе: он только глава многомиллионных банкиров еврейских…. В его денежном могуществе отзывается целая история и вера его племени. Это народ без отечества, это потомственное преемство торгового духа древней Палестины, и в особенности это любовь к земным выгодам, которая в древности не могла узнать мессию в нищете и уничижении. Ротшильд факт жизненный».

О том, что всесилие Ротшильдом воспринималась как «факт жизненный», свидетельствует предостерегающее письмо малороссийского губернатора князя Н.В. Репнина Е.Ф. Канкрину, министру финансов при Николае I: «Монополия есть цель всех Жидовских действий, от Ротшильдов до шинкарей, ибо в руках этого пронырливого и расчетливого племени она потом соделывает их властелинами торговли, промышленности, произведений земли и, наконец, Правительств». Впрочем, сигнал Репнина остался без каких-либо последствий.

Между прочим, бредовая идея о заговоре Ротшильдов и масонов против России была впервые положена на бумагу тоже в царствование Николая I. Придумщиком ее был приметный реакционер М.Л. Магницкий. В 1831 году он направил обстоятельный донос, в коем пугал императора, что иллюминаты Запада, сговорившись с плутократами, контрабандно засылают евреев на Святую Русь. «Люди сего рода, – сигнализировал Магницкий, – в Россию приезжать могут по большей части под именем приказчиков торговых домов, от коих, действительно, для закрытия себя, легко иметь им некоторые поручения наших произведений и проч., ибо произведения всей Европы приведены уже в руки жидов (четыре братья Ротшильда)». Государь, однако, проигнорировал абсурдный извет Магницкого, которого еще в 1826 году отправил его в отставку.

Главными эксплуататорами и кровососами объявляли Ротшильда русские социалисты. Мощный обличительный заряд заложен в программе М.В. Буташевича-Петрашевского, оказавшего непосредственное влияние на русскую общественную мысль и, прежде всего, на Ф.М. Достоевского. Опираясь на идеи А. Сен-Симона, Ш. Фурье и Луи Блана, он утверждал, что «Ротшильд и другие властители капиталов с помощью биржевой игры производят разбой». Петрашевский видел задачу социалистов в том, чтобы «восставать и представлять в настоящем их виде… законами доставляемые разбои, которые могут производить в обществе Ротшильды и другие владельцы кошельков».

156