А в Риге, куда при Елизавете даже въезд евреям был заказан, теперь можно было приметить ермолки и пейсы. Вели свою коммерцию оборотистые иудейские купцы, для которых за чертой города отстроили специальное подворье. Там же останавливались сотни сынов Израилевых, которых приветила комиссия по переселению евреев в Новороссию. Выделялись так называемые «шютс-юден» – около четырех десятков семей привилегированных евреев, свободных от ограничения на проживание, – те укоренились в Риге всерьез и надолго. Прочим иудеям разрешалось постоянно жить на землях Шлока (ныне Слока).
Историки обращают внимание на скрытые действия императрицы в пользу иудеев. И действительно, в ее ранних письмах и реляциях мы не найдем ни одного прямого упоминания о евреях. Монархиня словно стыдится произнести это неудобное для нее слово. Так, в письме к генерал-губернатору Риги графу Юрию Броуну от 29 апреля 1764 года она требовала снабдить новороссийских купцов паспортами, без указания национальности и без различия вероисповедания. Речь-то явно шла о евреях, и Екатерина приписала своей рукой по-немецки: «Если вы меня не поймете – не моя вина. Держите все в тайне!».
Екатерина поначалу была чужда национальных фобий. Монархиня закрывала глаза на незаконное пребывание в Петербурге нескольких иудеев, разместившихся в доме… ее духовника (!). «Их терпят вопреки закону; делают вид, что не знают, что они в столице», – откровенничала императрица.
Мнилось, жизнь иудеев в империи начала налаживаться, но тут произошло событие, приведшее к внезапной немилости к ним государыни. Дело было осенью 1770 года, когда в Литве и Польше свирепствовала эпидемия моровой язвы. Монархиня распорядилась тогда соблюдать предосторожности от заразы и, несмотря на остановку в торговле, направлять всех проезжающих христиан в карантинные дома. А вот евреев (и только евреев!) вознамерилась выслать вон из всех городов и весей края, особо отметив при этом их «лакомство [алчность – Л.Б.] и пронырство». При этом грозилась: «А если они упорно в том стоять будут и пренебрегут общей целостью, в таком случае принуждена буду тех жидов через нарочные военные команды высылать». Высылка оказалась делом многотрудным, ибо этому сильно воспротивились местные помещики (те пользовались услугами евреев и получали от них знатную прибыль), так что и впрямь пришлось военную силу употребить.
Подоплека изгнания иудеев разумному объяснению не поддается. Рижский еврей Беньямин Шпеер даже подал на имя императрицы прошение в защиту своих соплеменников, где разъяснял, что мера сия смысла не имеет, так как многие поляки, пренебрегая предосторожностью, «ездят беспрепятственно в Ригу». Как заметил историк Илья Оршанский, моровая язва была здесь лишь удобным предлогом. И утверждает, что к сему руку приложили местные купцы: уж очень они боялись соперничества с «пронырливыми жидами» – вот и восстановили против них власть имущих. Да и Екатерина, приняв на веру дурные толки о евреях, пишет о них теперь с нескрываемой антипатией. Именно в этом князь Николай Голицын видит перемену взглядов императрицы на народ Израиля, отмечая, что в 1760-е годы она относилась к евреям куда более благожелательно.
По счастью, евреи обрели тогда неожиданного и самого надежного защитника: нашелся в русской истории XVIII века государственный муж, который без обиняков и лавирования заговорил об их правах во весь голос. То был всесильный сподвижник и фаворит Екатерины, фельдмаршал и светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический (17391791). Блистательный администратор и военачальник, покоритель Крыма и строитель Черноморского флота, Потемкин был личностью харизматической. «Гений, потом гений – и еще гений, – рисует его психологический портрет современник, – природный ум, превосходная память, возвышенность души, коварство без злобы, хитрость без лукавства, счастливая смесь причуд, великая щедрость в раздаянии наград, чрезвычайная тонкость, дар угадывать то, чего он сам не знает, и величайшее познание людей». Влияние Потемкина на императрицу трудно переоценить. «Усердия и труд твой, – писала ему Екатерина, – умножили бы мою благодарность, естьли б она и без того не была такова, что увеличиться уже не может».
Г. А. Потёмкин-Таврический
Годы головокружительного взлета карьеры этого фактического соправителя императрицы (1772-1790) совпали по времени с первым разделом Польши, в результате которого под российским скипетром оказалось семидесятипятитысячное еврейское население. И во многом благодаря светлейшему князю преобразования века Просвещения распространились и на новообретенных евреев. Вообще, «фактор Потемкина» представляется значимым и на каком-то этапе даже определяющим в еврейской политике Екатерины.
Не исключено, что отчасти под его влиянием императрица в 1772 году предоставила евреям присоединенных территорий определенные права гражданства. В официальном «Плакате» от 11 августа 1772 года провозглашалось: «Еврейские общества, жительствующие в присоединенных к Империи Российской городах и землях, будут оставлены и сохранены при всех тех свободах, коими они ныне в рассуждении закона и имуществ своих пользуются». Однако, хотя иудеи и получили права отправления религиозных обрядов и пользования имуществом, осторожная Екатерина лишила их возможности свободно передвигаться по империи. Это подтвердил и генерал-губернатор Белоруссии Захар Чернышев, указав, чтобы евреи торговали «только в Белорусских губерниях, а в Россию бы с товарами не ходили». На деле же, невзирая на препоны, иудейские купцы ходили в русские города и промышляли там своими товарами.