Год за годом правила все ужесточались, и в 1852 году явилась обязательная к исполнению инструкция: 1) всякое различие в еврейской одежде с коренным населением должно быть уничтожено; 2) ношение пейсиков строго воспрещается; з) употребление талесов, тфиллинов и ермолок дозволить только при богомолении в синагогах и молитвенных домах; 4) предписать, чтобы раввины имели одинаковое платье с коренными жителями; 5) обязать раввинов подписками, чтобы они отнюдь не допускали бритья головы еврейками, а с евреек, нарушивших это запрещение, взыскивать штраф». Далее николаевские кувшинные рыла не поскупились составить скрупулезный перечень «воспрещенной для евреев одежды», где означили «шелковые, прюнелевые и тому подобные длинные капоты, пояса, шапки меховые или так называемые крымки, и другие без козырьков, исключительно еврейского покроя, короткие панталоны и башмаки…» и т. п. Строго-настрого воспретили «носить еврейкам на голове обыкновенно употребляемые ими накладки под цвет волос из лент атласа, гаруса и т. п.». А дабы удостовериться, не бреют ли часом дочери Израиля голову, распорядились чинить сему проверку в местном управлении, в присутствии мужа или ближайшего родственника-мужчины.
Скоро стало очевидно, что многие евреи ни в какую не желали носить костюмы христиан. Как горькую необходимость, жестокое надругательство над их наружностью восприняли иудеи «айзерас гамахус», сиречь царский указ, обрезать свои «святые пейсы», снять меховые шапки – штраймеле и нарядиться в кургузое немецкое платье. «Особенно стеснительными, – говорится в одном правительственном документе, – кажутся правила раввинам и другим духовным лицам, поскольку они, в глазах массы, являются хранителями духовных традиций и освященных временем обычаев евреев». Были даже случаи побега за границу – только бы избежать столь унизительного переодевания! Некоторые изощрялись и надевали на кафтан старозаконную деле – длинный плащ с маленьким стоячим воротником и рукавами, чуть не до самой земли. А вместо запрещенных пейсов контрабандным образом отпускали некое их подобие, так сказать, полупейсы. Выходя на улицу, такие полупейсы зачесывали виском на уши (чтобы блюстители порядка не цеплялись!), а дома или в синагоге выпускали из височного плена на надлежащее по иудейскому Закону место. И полицейские чины, даже если что и примечали, благодаря щедрым подачкам гвиров (евреев-богачей), смотрели на такие «невинные» нарушения снисходительно: раз пейсы за висками, они – вроде как уже и не пейсы – и начальство уважено, и Моисеева заповедь соблюдена.
Русский писатель Николай Лесков признавал, что эти николаевские реформы вызвали большие затруднения для иудеев и дали полицейским чиновникам повод к новым поборам. Характеризуя значение этих реформ, он саркастически заметил, что «драчливая рука офицера или чиновника» научилась «только ловчее хвататься» за еврейские пейсы. А Владимир Короленко в рассказе «Братья Мендель» напоминает о «драконовских мерах прежнего начальства, резавшего пейсы и полы длинных кафтанов», о «полицейских облавах» и о том, что еврейское общество старым проверенным способом (путем взяток и подношений) иногда все же умасливало недреманных стражей благочиния. Русский историк XIX века Михаил Песковский в книге «Роковое недоразумение: Еврейский вопрос, его мировая история и естественный путь развития» (Спб., 1891) заключил, что «изгнание этих внешних признаков еврейской отчужденности» следовало осуществлять «не такими суровыми мерами…. озлоблявшими [иудеев], и заставляя их все более и более уходить в себя, замыкаться в своей среде. Несомненно, что эту печать обособленности и отверженности несравненно удобнее было бы снять более мягкими мерами».
Еврейские дети. Первая половина XIX века
То, что Песковский именует «обособленностью», на языке культуры можно выразить словами «национальное своеобразие». Сохранение специфически еврейского облика, отличного от других народов, заповедано Торой, причем ношение пейсов установлено самим Моисеем: «Не остригай висков на голове твоей кругом и не уничтожай боков бороды твоей» (Левит: Гл. 19. Ст. 27). Принцип хукос-а-гоим (не следовать обычаям иноверцев) провозглашается и в Галахе. «Дома ты ведаешь свое имя, а за пределами дома – свой костюм» – указывает Талмуд (Шабб. 1458.). Набожные иудеи придавали одежде магическое свойство и символическое значение. Например, короткие панталоны заправляли в чулки, чтобы те (упаси Бог!) не достигали земли, ибо это считалось соприкосновением со скверной. По этой же причине нельзя было дотрагиваться до туфель, потому их носили без шнурков и пряжек. Возбранялось носить платье из материи, тканной шерстяными и шелковыми нитками вместе. Как объясняли это толкователи Торы, «жертвоприношения Каина и Авеля состояли первого – из льняных стеблей, а последнего – из овцы, и от этого произошло первое смертоубийство в истории мира, то дабы не напоминать этого, надо стараться никогда не сближать эти два предмета, лен и шерсть, бывшими свидетелями смертного происшествия, тем более носить на себе платья из этой ткани». Подпоясывались шелковым шнурком, который по идее должен был отделять вышнее и духовное от суетного, что ниже пояса; и пейсы знаменовали собой духовную чистоту. При кажущемся единообразии внешнего облика иудеев разных стран, знающие люди по цвету чулок, материалу халата, формы штраймеле и т. д. могли безошибочно распознать происхождение, социальный статус, принадлежность еврея к определенной религиозной группе и даже его семейное положение.