Евреи в царской России. Сыны или пасынки? - Страница 95


К оглавлению

95

Шейн интересовался и мелодиями белорусских песен. Напевы не записывал, поскольку нот он не знал, но с его голоса их записывали музыканты-профессионалы. По словам исследователя В.Н. Добровольского, Павел Васильевич сам был знатным певцом и особенно хорошо исполнял белорусскую песню «Научить тебя, Ванюша, ко мне не ходить». В.Ф. Миллер, говоря о командировке Шейна в Белоруссию, заметил: «Едва ли можно себе представить, что где-либо научные экспедиции совершались так дешево и приносили такие капитальные результаты».

А результаты были и впрямь впечатляющими. В 1887-1902 гг. Академия наук издает капитальный четырехтомный труд Шейна «Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-Западного края». Бросается в глаза универсальность сборника: вся жизнь белоруса, все виды народной поэзии раскрыты в нем глубоко и разносторонне. Обильно представлены обряды (родины, крестины, рождественские праздники, святки, обряды колядные, великодные на Юрьев день, троицкие, русальские, петровские, купальские, жнивные) и песни (колыбельные и детские, беседные, бытовые, шуточные, разгульные, любовные, семейные, рекрутские, солдатские, свадебные, погребальные, причитания). Далее следуют произведения эпической поэзии – духовные стихи, молитвы, сказки, анекдоты, предания, воспоминания, пословицы, поговорки, приветствия, пожелания, божба, проклятия, ругань, заговоры, заклинания, вирши. Завершают картину описания быта и материальной культуры белорусов: их жилище, одежда, пища, занятия, препровождение времени, игры, верования, обычное право; а также чародейство, колдовство, знахарство, поверья и суеверья, приметы и т. д.

Нелишне отметить, что при анализе произведений Шейн задействует и свои знания еврейской традиции и культуры. Так, комментируя белорусскую байку «Пошел козел за орехами» и говоря о бытовании ее сюжета в славянском и германском фольклоре, он возводит его к преданиям Агады – области талмудической литературы, возникновение которой относят ко II веку до н. э. Вместе с тем он демонстрирует эрудицию не только в древнееврейской книжности, но и в иудаике на немецком языке. Показательно, однако, что все цитируемые им сочинения германских гебраистов относятся к началу XIX века. И это верное свидетельство тому, что проблема еврейства занимала Шейна когда-то давно, на самом раннем этапе его жизнедеятельности, и за текущей литературой в этой области он не следил. И в этом своем труде он выступает как бесстрастный выразитель, так сказать, «гласа народа». Вот какую озорную припевку предлагает читателю Павел Васильевич:


Пришли жиды под лужок,
Узяли с хаты семь мешок,
Пришли жиды у пятницу,
Узяло с хаты лопацицу,
Пришли жиды у субботу,
Узяли с хаты усю работу,
Пришли жиды у недзелю,
Узяли мою усю надзею.

«Материалы…» не только получили высокую оценку ведущих ученых (академиков Е.Ф. Карского, А.И. Соболевского, А.Н. Веселовского, профессоров Н.Ф. Сумцова, П.В. Владимирова), но и были удостоены премии имени Батюшкова Академии наук.

С 1881 года Шейн решает полностью сосредоточиться на ученой и собирательской деятельности, выходит в отставку, переезжает в Петербург и живет на 61-рублевую учительскую пенсию. Такой микроскопической суммы было недостаточно даже для такого аскетически-скромного труженика, тем более, что этнографическая работа требовала немалых расходов. Коллеги и друзья Павла Васильевича говорили, что такой высокий пример служения науке нуждается в государственной поддержке, и хлопотали об увеличении ему денежного довольствия. Однако бесконечные бюрократические препоны и проволочки все затягивали дело, и только в 1891 году, то есть, только в возрасте 65 лет, Шейн стал получать удвоенную, в сравнении с прежней пенсию – 122 руб. 50 коп.

Называя себя «чернорабочим в науке», Павел Васильевич с 1876-1900 гг. публиковал свои ученые изыскания на страницах редактируемого В.Ф. Миллером «Этнографического обозрения», в других периодических изданиях. Среди его статей: «О собирании памятников народного творчества для издаваемого Академией наук Белорусского сборника, с предисловием Я. Грота» (1886), «К вопросу об условных языках» (1899), К диалектологии великорусских наречий» (1899). Шейн участвовал также в составлении академического словаря русского литературного языка, который пополнял народной фразеологией.

Под старость в одинокую жизнь Павла Васильевича был внесен проблеск радости и семейного уюта. Улыбкою прощальной ему блеснула любовь, а ею стала простая русская женщина, петербургская белошвейка Прасковья Антиповна Виноградова, младше его почти на целые ЗО лет. Натура сострадательная, отзывчивая, она всем сердцем прикипела к мужу-инвалиду, полюбив его просто за то, что он есть. Воодушевление и бодрость духа, испытываемые Шейном в ее присутствии, современник живописует в самых притягательных чертах: «Большая подвижность, несмотря на калечество, выразительная игра лица, совершенно молодые блестящие глаза, крупная и характерная голова с густыми белыми кудрями, живость и остроумие разговора и горячий живой интерес ко всему… Он так легко побеждал силой духа все свои немощи и убожество, и вы невольно забывали о них». Прасковья Антиповна, которую он называл полушутливо: «моя сестра милосердия», словно оправдывая это прозвание, не уставала дарить ему свою милость сердца, щедрость русской души – стала рачительной, домовитой хозяйкой, помогающей ему во всем. Не беда, что читала с трудом, ибо с грамотой не дружила, но корректуры в типографию носить могла – и носила, и все желания его угадывала, не успеет сказать, – а все готово уже, и вдобавок еще, как в том еврейском анекдоте, немного шила (ведь белошвейкой была), пополняя семейную казну.

95