А 13 февраля 1790 городской голова Москвы Михаил Губин и пять московских купцов первой гильдии подали прошение губернатору Петру Еропкину о высылке из города всех «жидов», которые якобы, скрыв свое происхождение, размножились в столице, записались в оклад московского купечества и промышляют нечестной торговлей и «порчей» золотой и серебряной монеты. При этом москвитяне утверждали, что жалуются на жидов потому, что «по хитрым их во всем предприимчивостям, и известным всему свету сродным им лжам и обманам, не могли не понесть от них всеобщей здешней торговли расстроения и совершенного упадка».
Для защиты своей «невинности и обнажения истины» шесть белорусских депутатов-евреев составили прошение на высочайшее имя. Ссылаясь на указы Екатерины, они тщились морально-этическими и практическими аргументами оправдать свое пребывание в Первопрестольной столице. Особенно же возмущались тем, что московские купцы «в поругание» называли их «жидами». На обвинение в утайке происхождения парировали: «Бороды, одеяние и самые имена наши ощутительно доказывают каждому наш род и закон». Предлагали собственное толкование сенатских постановлений, утверждая, что содержащиеся в одном из них слова «без различия закона и народа», позволяют евреям селиться во всей империи. Приводили в пример процветающие Англию и Голландию, много выигравшие от еврейской предприимчивости. Посему ходатайство выходило за узкие рамки частного вопроса о торгующих в Москве евреях, но становилось призывом к веротерпимости и равноправию. С особой щепетильностью отнеслись ходатаи к оскорблению купцами их национального достоинства, ибо московиты тем самым оскорбили «равных себе граждан»: «Непростительно господину Губину с товарищами так смело и решительно сказать, что евреи имеют нравы развращенные».
Дело было передано на рассмотрение президенту Коммерц-коллегии графу Александру Воронцову. Однако тот принял весьма неблагоприятное для иудеев решение. Согласившись с мнением еврейских истцов, что опыт Западной Европы свидетельствует о пользе, приносимой евреями государству, он, однако, отметил, что там живут преимущественно сефарды. «Но такие евреи, какие известны под названием польских, прусских и немецких жидов [ашкенази – Л.Б.], из числа которых состоят все живущие в Белоруссии и выезжающие из Польши и Кенигсберга, совсем другого роду и производят торги свои, так сказать, как цыганы – со лжею и обманом, который и есть единым их упражнением, чтоб простой народ проводить». Потому в своей докладной записке в Сенат Воронцов выказал уверенность в том, что это они повинны в крестьянской нищете, и именно эти жиды стоят за спиной всех фальшивомонетчиков и контрабандистов, потому пускать их в сердце России категорически нельзя.
В указе Екатерины от 23 декабря 1791 года была опущена отрицательная характеристика коммерческой деятельности евреев как основание для запрета их расселения во внутренних губерниях: просто давалась ссылка на сенатское решение 1789 года об отказе евреям торговать и селиться в Смоленске. Английский историк Джон Клиер считает, что мера эта была вызвана экономическими резонами (нежелательности конкуренции), причем экономические соображения, вызвавшие запрет, облекались в привычные формы – обвинения евреев в недобросовестности, торговле контрабандными товарами и в изготовлении фальшивых денег. Так предрассудки переплелись с практическими интересами.
Этот знаменитый указ стал краеугольным камнем системы еврейской черты оседлости. Правда, пилюлю подсластили, включив в число территорий, где могли проживать и пользоваться всеми правами евреи, Екатеринославское наместничество и Таврическую область. Впоследствии же, после второго и третьего разделов Польши, в нее также вошли Волынь, Подолия, Виленская и Гродненская губерния, три малороссийские губернии – Киевская, Черниговская и Новгород-Северская. Нет сомнений, ограничение проживания вызвало серьезные искажения в экономической жизни и социальной структуре российского еврейства.
Налоговый устав 23 июня 1794 года знаменовал собой начало уже неприкрытого государственного антисемитизма. Еврейских купцов и мещан обязали платить подать вдвое большую, чем христиан тех же сословий. По существу, это было именно наказание за веру. И даже если этот закон был мотивирован экономическими соображениями, он был откровенно дискриминационным по отношению ко всему еврейскому населению (исключение составляли караимы, 8 июня 1795 года налог с них был снят). Таким образом, прогрессивное положение о «безразличии к расе и религии» перестало быть свойственно екатерининскому законодательству. Забавно, что двойной налог с иудеев приводил в замешательство даже царских чиновников. Власть предержащие раз за разом обещали отменить его в следующем десятилетии (при условии «примерного» поведения евреев!), но все тянули, и определенная дата никогда не назначалась. Рассказывали, что когда в 1812 году евреи обратились к правительству с петицией об отмене налога, кувшинные рыла из Министерства финансов лишь развели руками, дескать, не знали, что налог до сих пор взимается.
А 7 сентября 1794 был издан еще один указ «О взыскании с евреев, записавшихся в мещанское звание, по 500 рублей за рекрута».
Исследователи сходятся на том, что внезапная немилость монархини к евреям вызвана причиной косвенной – Великой Французской революцией с ее Национальным собранием, осенью 1791 года уравнявшим евреев с другими гражданами. Екатерина увидела в них носителей бунтарских идей и показательно, что в 179 году распорядилась выслать из России всех иностранных евреев.